Тот октябрьский день 1943 года начинался как обычно. Утро, холодное и серое, не сулило никаких приключений.

Начальник участкового пункта Куйбышевской железной дороги капитан НКВД Иван Бахметьев наскоро позавтракал свареной с вчера картошкой "в мундире", выпил жидкого чая и простившись с хозяевами, у которых заночевал накануне, отправился в обычный для себя путь.

Дорога, железная дорога, двести километров дороги - зона ответственности участкового пункта и его личная, капитана Бахметьева, ответственность. Сделай все, даже если это выше твоих сил, но движение поездов не должно прекратиться ни на минуту. В день наверное тысячу раз повторял он эту фразу. Война. В этом слове и приказ и мольба. Третий год пошел, как мирное прошлое отрезано словами " до войны".

Путь капитана Бахметьева за сутки, по обычным меркам, предстоял не близкий - километров двадцать. Но для него это уже давно стало нормой.

Вот так с самого начала войны, день за днем, месяц за месяцем, шагает капитан вдоль своего двухсоткилометрового участка. От разъезда к разъезду, от станции к станции. Иногда подсаживается он в солдатские теплушки, пропахшие махоркой и спешащие к фронту, иногда в госпитальные поезда, медленно тянущиеся в обратную сторону.

Кажется каждый метр железной дороги и прилегающей полосы отчуждения уже изучены настолько, что разбуди его посередь ночи, точно все опишет, словно по фотографии.

Бахметьев шел по железнодорожной насыпи, похрустывая гравием под ногами и, может быть, думал о жене с ребятишками, которых не видел уже больше месяца. Служба не позволяла сейчас отвлекаться:: плотность движения поездов за последнее время здорово возросла, увеличив лично его, капитана Бахметьева, ответственность. По интенсивности движения он уже стал предугадывать предстоящие крупные военные операции на фронте. Теперь уже не секрет впереди новая битва. Днепр, Украина, Киев. Этот город, это слово, вмещали в себя понятия, которые нельзя объяснить. Их можно было только чувствовать. Бахметьев чувствовал, что битва на правом берегу Днепра за этот город, нечто большое и важное. Война все дальше и дальше катится на запад. Победа будет за нами. Слова вождя не вызывали сомнения, только в глубине души зарождался холодок томления о том, что когда-то станет известна и цена Победы над врагом. Цена для Бахметьева почему всегда представлялась в облике сплошного потока эшелонов с бойцами, танками и другой военной техникой идущих на фронт. И такого же потока госпитальных поездов с тысячами раненых, изувеченных войной людей, товарняков с открытыми платформами, везущих на переплавку в тыл груды искореженного и обоженного металла.

Двести километров. Для Бахметьева это личная ответственность за беспрепятственное прохождение составов от Пачелмы до Кузнецка. Двести километров - приличное расстояние, и здесь только штатными силами не обойтись. А враг не дремлет...Только за осень сорок второго почти шестьдесят немецких парашютистов задержали чекисты под Пензой. Не расслабляйся. Война...

В любую минуту можно ждать от врага подлости. От пропаганды до диверсии. Куйбышевская железная дорога - одна из немногих транспртных артерий, связывающих трудовой тыл с героическим фронтом. Сибирь и Урал с центральной Россией. От того и нельзя Бахметьеву быть подолгу на одном месте, надо быть всюду, здесь на двух сотнях верст железной дороги его личный фронт в этой войне с фашистами. Ни свет ни заря - он уже в делах. Он, конечно, не один. Везде, на каждом разъезде его участка от Кузнецка до Пачелмы живут люди, те кто помогает ему. Поэтому он, капитан Бахметьев, благодаря их помощи может быть всюду, благодаря им перед ним, как на ладони, лежат все двести верст железной дороги.Он может смотреть на эту дорогу с любой стороны, видит ее и сверху и снизу. Путевые обходчики, стрелочники, машинисты, кочегары, ремонтники, дежурные по станциям. В основном женщины или мужики, отвоевавшие, оставившие там на войне кто руку, кто ногу и теперь демобилизованные "вчистую" по ранению.

Почти с всех, кто хоть как-то соприкасается с железной дорогой, он знает в лицо. И они знают его, знают, кто он. И готовы помочь. Ведь их роднит не только железная дорога с вечным грохотом военных эшелонов и горьким запахом паровозного дыма. У каждого кто-то близкий где-то там на западе сражается с проклятым врагом.

Здесь в тылу их объединяет ненависть к врагу. Ненависть и бдительность. И чем ближе к зиме - тем бдительнее нужно быть. Ведь это самое удобное время для заброски диверсантов и шпионов - поля сжаты, грибники уже сидят дома, темнеет рано, светает поздно, да и на промерзшей земле не остается следов, а значит меньше вероятность быть обнаруженными.

В общем, диверсантов и шпионов тут ждали. Тем более, что были основания. Пару месяцев назад пришла ориентировка из "СМЕРШа" - военной контрразведки, где перечислялись приметы и описания возможных вражеских агентов, которых специально готовили в немецкой разведшколе для заброски в центральные области страны.

Старший лейтенант Советской Армии, военный инженер, русский симпатичный мужик, а под этой личиной скрывался немецкий шпион, всего этого может быть и не знал, а может быть и догадывался, да и не в этом дело. Его, военного инженера, взятого в плен, завербовали шесть месяцев назад, усиленно обучали премудростям разведывательной науки. И вот теперь, ранним октябрьским утром его сбросили с парашютом в обусловленном квадрате в советском тылу на территории Пензенской области.

Он удачно приземлился, ловко замаскировал парашют, привел в порядок обмундирование, вынул из вещмешка и одел шинель, сориентировался на местности, сверился с картой, отправился в свой шпионский путь. Сделал все как учили немцы.

В прохладной предрассветной мгле забрезжила дорога и телега, запряженная лошадью. В телеге мирно подремывал мужик.

Селянин, конечно, вздрогнул от неожиданности, но радушно согласился подвезти старшего лейтенанта до станции. Выслушав объяснения военного о том, что он навещал родню неподалеку и теперь спешит на станцию к поезду, мужик вроде успокоился. Покурили самосад, обсудили новости с фронта, поругали немцев и стали почти друзьями.

Впрочем, простоватый с виду мужичок, на самом деле сразу сообразил с кем имеет дело - недаром Бахметьев несколько раз предупреждал его и рассказывал о некоторых способах маскировки шпионов, говорил и о приметах. Вроде бы все сходится. Нужно срочно сообщить капитану и потянуть время - решил он.

При отлаженной системе сообщить "кому следует" не составило труда - в ближайшей деревеньке мужик остановил телегу и заглянул на минутку к "жене брата". Сложнее было выиграть время. Но, как известно, нет таких трудностей, которые бы не могли преодолеть наши люди.

Короче, к станции Пачелма подъехали в аккурат вовремя - в здании вокзала "старшего лейтенанта" уже дожидался капитан НКВД Иван Бахметьев с помощниками. Вражеский наймит все понял сразу. Сопротивления не оказывал и через несколько минут начал давать показания. А из Пензы уже мчалась дрязина. И по телетайпу приказ: не допрашивать пойманного предателя, а о том, о чем уже успели допросить, забыть. Что стало с ним дальше - об этом Иван Дмитриевич Бахметьев ничего не может сказать. Знает лишь, что отправили его срочно в Москву и разбирались там.

А всех, кто принимал участие в операции, наградили. Капитану Бахметьеву вручили именное оружие - бельгийский пистолет системы "Браунинг". С ним он не расставался вплоть до недавних пор, когда выпросили пистолет в музей, созданный при областном управлении безопасности. В память и в назидание следующим поколениям чекистов.